Лена безвольно покачивалась в кабине “газончика” и при каждом толчке на разбитом вдрызг асфальте стучалась коленями в панель машины. Тупо наблюдала, как медленно протирается подол старенькой юбки, как на осадненной коленке выступают капельки крови. Перебинтованная рука нещадно болела, в голове стоял звон, и слабость сковала все тело. А сердце выстукивало: ненавистная деревенька позади, впереди – встреча с матерью, вернувшимся из армии сыном, дочерью. Как-то встретят?

О себе, несчастливой

Выехали на хорошую трассу, и по ней шофер вмиг домчал до автовокзала: «Ну, приехали, кажись». И сочувственно: «К кому ты теперь?» Молча выйдя из машины, встала как вкопанная: «Куда идти? Одна дорога - к тете. Добрая она, даст на билет». Посмотрела на себя со стороны – худющая, неухоженная, с чужого плеча одетая, в разношенных тапках – и двинулась по задворкам в сторону техникума.

Но не удержалась. Зашла в сквер своего детства. Присела на скамейку, и тут замелькал калейдоскоп воспоминаний. Как подсматривали с подружками за старшим братом и его друзьями и получали потом щелбаны: «Лендос, не подслушивай, не закладывай». Как шестнадцать парней, дети уборщиц, кухарок, буровиков, из родного окраинного «центра» ревностно опекали их, трех девчонок, не подпуская к ним и близко мальчишек-”аристократов” из той же шестой школы.

А замечательные уроки русского и литературы учителей первой школы Е. И. Благовой, А.Е. Ревиной! Литературные вечера, что проходили при их поддержке, были праздником. Сбор металлолома, макулатуры, субботники, походы, экскурсии. Особенно цепко держит память поездку в Краснодон, на родину молодогвардейцев.

Отец, осиротевший в войну, рос в глухой деревушке у родственников. Лишний рот, никем не любимый, а как работник нужный: пастушок, скотник, пахарь. После армии приехал на большую нефть, на заработки. Поселившись в Тимашево, познакомился с матерью. Ее родителям понравился немногословный парень. Матери – нет. Но решение старших для дочери, что приказ: стерпится – слюбится. Не стерпелось и не слюбилось. Заработков родителей хватало бы с лихвой, но появились «друзья», начались попойки, скандалы. У матери появился свой «круг общения», отец стирал, готовил, убирал. Одеть было нечего, доходило до того, что первоклашкой Елена с гордостью прогуливалась в новой ночной рубашке по этому самому скверику, где сегодня нахлынули воспоминания…

Говорят, что современные дети комплексуют из-за несостоятельности своих родителей. А разве в 70-х неравенства не было? Было, да еще как крепко ударяло по самолюбию! К примеру, тот же парень, ухаживающий за ней на школьном вечере, такой элегантный в закордонных джинсах, модной рубашке. Самодостаточный, утонченный. И она – ущербная в своем стареньком свитерке. Сколько ж слез пролила: «Не пара я ему, не пара». И как- то вечером, чтобы понравиться мальчишке, раскромсала еще ни разу не надеванный материнский кримпленовый плащ и сшила себе юбку. Ору-то дома было!

1 сентября Лена не вошла в студенческую аудиторию педучилища, куда поступила за компанию с одноклассницами: не захотела оставлять один на один родителей. К тому же она ведь с детства мечтала о профессии медсестры, чтобы помогать часто болевшему отцу. Но есть тому и другая причина.

Вынужденный выбор

Радостная Елена шла с последнего школьного звонка и упивалась ликующей весной. И собой – юной, красивой. Знала, что магнитит мужские взгляды обольстительными припухлыми губками; светло-русая и синеокая, стройная и обольстительная в своей коротенькой юбке и обтягивающей грудь гипюровой блузе.

Дома ее ждала неожиданная встреча: из армии вернулся друг брата. Он и до службы был о-го-го. А вернулся возмужавшим, окрепшим: высокий, косая сажень в плечах, с все понимающим взглядом серых глаз. Вечером Ваня пришел с букетом сирени и предложил погулять. А потом ... пела и плясала свадьба.

Лена не то чтобы полюбила его, нет. В нее был влюблен студент авиационного техникума Сергей. И вновь страх перед знакомством его родителей с собственными остановил. Отказала парню, остановилась на Иване. Во-первых, он из своих, «центровских». Во-вторых, его матушка захаживает к родителям с припасенной самогоночкой.

Все ладилось у Кондратьевых. Иван работал на «Полимерах» водителем. Лена за год сменила несколько мест: нянечка в садике, отборщица проб НСП, а затем - ЗКПД. На завод она пошла из-за квартиры, да там и закрепилась. Сын родился. После нескольких лет мытарств по съемным углам несказано обрадовались малосемейке, потом однокомнатной, следом двухкомнатной квартире. Особенно ликовал отец за хорошо складывающуюся жизнь любимой дочери: с первого дня ее замужества и до своей скоропостижной смерти он поддерживал Елену: тайком от матери в кредит купил ей пальто, помог с мебелью, снабжал продуктами.

Бессилие сильной

Но, говорит Лена, таила от отца, что муж наркоманит: «Наше поколение еще не знало, как выглядят наркоманы. Правда, удивлялась его покрасневшим глазам, заторможенности. Но принимала или за простуду, или, что хуже, с “бодуна”. А оказалось, он попробовал наркотики еще на службе. Съездит в командировку или навестит сельских родственников и возвращается с сумкой, полной мака. Со скандалом выбрасывала. Милиция наведывалась. Отбирала «припасы» мужа, грозила тюрьмой. Да толку-то! За год лишилась трех мясорубок, которые становились вещдоками».

Из родильного дома Елену привез отец. Муж не явился. Денег нет, в холодильнике пусто. Хорошо, что родственники с гуманитарной помощью подоспевали. Но доходило до того, что одно яйцо (оно и обед, и ужин) делила на сына и дочь. Из-за стрессов у Лены началась мучительная экзема; медики только залечат открывшиеся язвы, а на их месте появляются новые и новые. Спасибо знахарке из Черновки, она поставила на ноги в буквальном смысле слова.

А что же Иван? Нигде на производстве его больше не задерживали, стал «летуном», а потом и вовсе уволился. Исчезал из дома на неделю и больше, приходил, отмывался, переодевался и вновь уходил неизвестно куда. Елена вышла на работу. Трудилась не покладая рук: заказов у обмотчицы электроцеха было хоть отбавляй. Не отбавляла, а сидела в цехе и ночами, и по выходным. Иногда объявлялся муж. Встречал с кулаками: «Где гуляешь, с….»? Вскоре завод встал. С мужем развелась. Как затравленный зверек, искала себе место. Но в 90-е годы никто никому не был нужен. По блату устроиться бы, да где его взять-то, блат?

Красиво жить не запретишь

Пришлось обменять двухкомнатную улучшенную на хрущевку. Доплата быстро разошлась: детей одела, обула. Сама-то ладно, не привыкать; и сухой коркой обойдусь, но ребятишки ведь каждый день есть просят. Правильно поэт сказал: «Делить веселье все готовы, никто не хочет грусть делить». Никому до нашей жизни дела не было. А тут объявилась разбитная Анька с авоськами, полными всякой снеди. За бутылкой хорошего вина она рассказала, что разбогатела на торговле «дозами». Предложила и мне попробовать. Попробовала. И потекли в дом деньги, ковры, золото. Мать скрипела зубами, любимая тетушка увещевала, рыдала, уговаривая бросить “дьявольский” промысел. А я им с гонором в ответ: «Красиво жить не запретишь». Хотя какая там красота в людях-полутенях, которые стучат в двери и днем и ночью, в косо посматривающих соседях по подъезду, в нервной дрожи, с которой несешь с базы «ханку», а потом ночью, при закрытых окнах и двери кухни, фасуешь дозы. Страх давила застольями с товарками, с водкой и совесть не смела возражать. Себя убеждала, что все делаю ради детей. Женщине ведь свойственна жертвенность.

Падение без взлета

На безобидной пирушке подпили, поблажили. Перепили. Спьяну напросилась на укольчик, захотелось попробовать того кайфа, за который люди последнее отдают. Укололи. Ничего кайфового, кроме тошноты и головной боли. Укололи еще.… Очнулась утром в чужой квартире, на каком-то диване. В голове все плывет. Рядом – лицо «неопределенной национальности» с нерусским акцентом и сигаретой во рту: «Врешь, все врешь. Зачем, слушай, врешь? Сказала, что давно колешься, а сама чуть не сдохла».

Мнимое благополучие кончилось, дети пережили весь ужас ада жизни рядом с матерью-наркоманкой. За дозы из квартиры вынесли все. Даже лампочки вывернули. Пока риэлторы искали обмен на жилье в деревне, у них половину денег авансом взяла. На новом месте спустила остатки; вскоре лишилась и сельской квартиры. Спасли близкие - приехали с деньгами, купили лекарства, наняли медсестру, дней десять Елену не выпускали из квартиры. Корежило, от боли искусала губы, руки. От отчаяния хотелось свести счеты с жизнью. Но от того же отчаяния Лена осознала, что обязана выкарабкаться из жуткого лабиринта ради детей.

А он похож на компьютерную бродилку, в которую так любила играть ее дочь. Иди вправо, иди влево, иди вверх или вниз, в любую сторону тебя манят соблазны, но на каждом шагу к любому из них тебя ждет ловушка, и куда бы ты ни шел, всегда возвратишься туда, откуда начал путь.

Елена дошла до квартиры тетушки, нервно потопталась у двери и, пересилив себя, нажала на звонок. Открылась дверь, и ее, со слезами на глазах, обняла родная баба Валя. Ни о чем не расспрашивала, все посматривала на Лену. На ее руки, нервно цепляющие друг друга вздрагивающими пальцами, поймала виноватый взгляд и без всяких просьб положила перед ней деньги: «Поезжай к матери. Там тебя ждут. Не ищи увянувших цветов, а посади и вырасти новые. К старому не возвращайся».

Как Феникс из пепла

Вернувшись к родным, Елена судорожно пыталась побыстрее решить свои материальные проблемы. Обратилась за помощью к Розе-цыганке: «Давай открою точку». Но та выпроводила ее со словами: «Уходи, тебя не возьму. Пропадешь. Я потеряла троих детей, бог меня наказал за погубленных ханкой. Может, остановив тебя, я хоть немного очищу свою совесть».

С тех пор минуло семь лет. Добрые люди помогли Елене восстановить утерянные документы. Нашла она и работу. Сын женился, дочь вышла замуж, у нее растут четверо внуков. Елена живет и работает истово: будто пытается наверстать упущенное. Но прошлое нет-нет, да напоминает о себе. Горечью потерь, утрат. Неверием людям, которые с удовольствием судят-рядят, но руки помощи не протянут. Но себя наизнанку не вывернешь. Лохмотья страждущей души не сошьешь. Остается один путь – самовозрождение. Кто из нас не слышал легенды о птице Феникс?

В доме, где пожар губит жильцов, неразумно завешивать окна дырявой мешковиной и врать окружающим, что пламя, прорывающееся сквозь дыры, – отблески бенгальских огней, которыми развлекаются люди. Надо вызывать службы экстренной помощи.  

Татьяна Альмеева